cabbages and crime


5.
Сказки об Иссинер и Лаонте часто сказывали в Нириене и Теоссе, где крылатые девицы свили себе прочные гнезда в местном фольклоре. Но безумная идея Шандира начала зарождаться, еще когда он ходил в подмастерьях. Пролистав бестиарий, который ему следовало изучить и запомнить назубок, он еще подивился, найдя на одной из страниц Деву-Птицу. Это натолкнуло его на мысль, что многие мифические звери «произошли» от самых обычных – привычных для человека привычного и часто бывающего по ту сторону Границы - существ Первого Мира. Просто у кого-то оказались слишком велики со страху глаза, вот и стали эти существа величественнее, когтистее и крылатее, обзавелись окаменяющими взглядами и совсем дурной репутацией. Для стражей Границы было делом привычным прислушиваться ко всяким странным слухам и россказням, часто таким образом определяя по ним места, где объявился Цирден. Сюжеты старых сказок тоже порой бывали объектом изучения, но мало кто хотел углубляться в их смутное прошлое. Зачем? Если дело и было, то совсем давно.
Позже, разочаровавшись в Ордене и в себе самом, он вспомнил об этом выводе. Ему казалось очевидным, что прообраз Иссинер и Лаонты возможно отыскать, ну а когда Энха уверен, что сможет завершить поиски, его нюх не перебьет ничто. И чутье становилось тем острее, чем больше он набирал крупиц знаний о Птицах – что они боятся морей и любят блестящие вещицы, как сороки, предпочитают селиться в лесах, в которых легко заблудиться человеку. От книги к книге, от рассказчика к рассказчику, он бережно записывал истории, возил их с собой и хранил, словно драгоценные камни. Его уже ощутимо тянуло на восток, но без точных ориентиров проплутать можно было больше года. Тогда он начал сранивать местность Аланира, Хориата и прочих земель, лежащих к востоку от Теоссы и жмущихся к берегу Крайнего моря. Попылившись в ворохе атласов и карт, он решил, что достаточно густые леса можно сыскать лишь неподалеку от киорской границы. В Хориате были только топи да тощие рощицы, искореженные холодными морскими ветрами. А дальше и вообще начиналась Пустошь. Эта земля была бесплодной и пустой, да и будь даже иначе, туда сунуться он бы не рискнул.
Иногда Шандир решал забросить свои безнадежные планы, но неизменно снова за них хватался. Разъезжая по орденовским делам, как мог, подучивал аланирский язык, одновременно похожий и непохожий на Хетна Кнес.
В конце концов, гордый своим исследованием, он поставил на своей карте крестик около Квиейны, измыслил какой-то предлог к отъезду и поворотил коня на восток. И все прошло без особых приключений, но только вот под Варной удосужился выскочить болотный дух.
Впрочем, об этом происшествии он быстро забыл и воодушевленно сосредоточился на своем пути.
Первые несколько дней дорога бежала об руку со стремящимся на запад Нактавином, а затем резко свернула на северо-восток – тот крупный перекресток Шандир пересек с недоверием, - и по Тягучему тракту, носящему сие прозвание из-за своих бесконечных поворотов, путники направились вглубь Аланира.
Шандир оказался, как Дайна втайне и верил, хранителем множества интереснейших историй – стоило лишь попутчикам немного привыкнуть друг к другу и их языкам развязаться.
Впрочем, разговорчивым он становился только на привале – или вечерами, после того как они, постучавшись в двери очередной фермы, устраивались на грязном чердаке или под крышею амбара в душистом, недавно убранном сене.
Он рассказывал о городах и их традициях, о суровых зимах северного Нириена и Теоссы, о развалинах крепостей и древних правителях, о Цирдене, отражении их родного мира Миваэнара, о двух лунах, тонущих в его небесах, и о его необычных и странных обитателях, полулюдях и полузверях, духах и призраках. Все свои рассказы он сопровождал небольшими магическими изображениями, полупрозрачными иллюзиями. Вскоре Дайну завораживало даже резкое грациозное движение руки Шандира, оставлявшее за собой сверкающий дымок, складывающийся в фигуры и пейзажи, и все они двигались, жили и менялись, с каждой секундой казались все реальней и реальней. Иногда пальцы юноши снова их касались – чтобы, словно кистью, подправить что-то или изменить.
Но самым восхитительным из всего, о чем мог поведать Шандир, были сказки. Пусть его торопливый резковатый говор совершенно не подходил для подобного рода повествования, он умудрялся раз за разом преподносить интересные и красочные истории. Вскоре Дайна заподозрил, что большую часть из них Шандир выдумывает сходу – и когда спросил его об этом, юноша его догадку подтвердил.
Дайна же оказался немного сведущим в магии – что и следовало ожидать от человека, родившегося в самой богатой на всяческое волшебство стране, - но Шандир не стал, к разочарованию паренька, особо допытываться о его талантах, и только строго наказал пореже пользоваться каким бы то ни было колдовством. Аланирские короли боялись магии и потому ненавидели ее, и любого пойманного колдуна отправляли сначала в пыточную, а если выживет - убивали потом не менее изощренными способами. Лорда Эвенира сейчас защищал закон о неприкосновенности, старое обещание, данное его Ордену, но вот спутника своего отстоять он в случае чего вряд ли бы смог.
- То ли они такие злые из-за того, что на их землях просто никогда не рождаются настоящие маги, то ли они здесь не рождаются из-за злости, - как-то раз сказал Шандир, и тогда они долго подшучивали на эту тему.
Но обоим стало уже не до шуток, когда однажды они проехали мимо нескольких полуобглоданных зверьем трупов, подвешенных за ноги на ветвях деревьев около перекрестка, с вырванными из разрубленных грудей сердцами. Рядом с дорожным указателем была вбита деревянная табличка: «Именем двенадцатого короля Аланира, Каэнроса Великодушного, обвиняются в колдовстве. Да примут Сестры Сумерек их души!»
Шандиру стало дурно, и он с омерзением облизнул губы, пытаясь избавиться от привкуса подкатившей желчи. Дайна побледнел, но, казалось, перенес отвратительное зрелище более стойко.
- Как бы мне хотелось их сжечь, как положено, - пробормотал Шандир. – Но за одни эти слова меня могут подвесить рядом.
Он резко хлестнул коня плетью, и они как можно быстрее постарались отъехать подальше от оскверненного места.
Мерзкая картина еще долго стояла у Шандира перед глазами несмотря на то, что лесок с казненными остался далеко позади, и его пару дней подряд посещали кошмары, в которых даже присутствие Хъёсты, умевшего наведываться в его сны, не могло дать ему успокоения.
Он порядком завидовал Дайне, который не принял это так близко к сердцу – впрочем, у него было достаточно времени, проведенного на границе с Аланиром, чтобы и ужасаться таким гонениям, и чтобы к ним привыкнуть.
Но и Шандир беспокоился недолго. Жизнь вновь потекла своим чередом, и уже подъезжая к Квиейне, они снова смеялись, вместе придумывали истории и наслаждались снова выглянувшим осенним солнцем.
6.
Квиейна располагалась посреди покрытых лесами холмов, все еще кое-где да хранивших остатки болот. Леса здесь были просторными и лишенными подлеска, и Шандир невольно нашел их в чем-то более очаровательными, чем сумрачные чащобы Нириена, и если бы не его отвращение к порядкам Аланира, возможно, он смог бы наслаждаться здешней осенью так же, как и на родине.
Не доезжая пары десятков верст до Квиейны, Шандир направил коня на какую-то заросшую жухлой травой тропинку, о существовании которой напоминал только древний обтесанный человеческими руками валун на перепутье.
Путь по этой тропке, полный хлещущих по голове ветвей и камней под ногами, занял около дня, пока редкие булыжники старой дороги под копытами лошадей не исчезли окончательно.
Здесь Шандир неожиданно велел остановить коней и привязал поводья к ветвям склонившегося к земле дерева. Он выудил купленную у знахарки сонную настойку и, осторожно откупорив бутылочку, дал ее понюхать обеим лошадям. Сам он старался держать склянку подальше от себя, чтобы не погрузиться в сон.
Оградив сонных животных простенькой отпугивающей иллюзией от хищников, юноша очертил на влажной земле небольшой круг и втащил в него Дайну вслед за собой. Изнутри круг казался слегка квадратным, но, как говаривали киорские студенты, магия не учитель геометрии, все простит.
- Закрой глаза, - велел Шандир. – Ты перемещаться не умеешь, и только своим неверием мешать будешь…
Дайна не успел еще как следует зажмурить, как Шандир легонько тронул его за плечо, объявив, что можно смотреть.
День сменился на предвечерние сумерки, чахлая роща вокруг была не тронута осенней позолотой, словно стояла еще середина лета. Но самым неожиданным и пугающим оказалось присутствие на небе двух лун. Одна из них была обычной, а вторая в несколько раз крупнее и намного более ярко светила.
Лицо парнишки выражало такое удивление и испуг, что Шандир не выдержал и тихо рассмеялся.
- Добро пожаловать в Цирден, парень!
Он хлопнул Дайну по плечу и сделал шаг из круга.
- Я точно не вдохнул твоего лошадиного зелья? - недоверчиво спросил тот.
- Не думаю, что твои галлюцинации смогли бы воспроизвести всего меня с такой точностью.
Шандир сорвал какой-то невзрачный стебелек. Прямо на глазах растение обвилось вокруг его пальца и расцвело пурпурным крупным цветком, но стоило лишь юноше пошевелиться, как хрупкое волшебство прервалось, и цветок осыпался еще посверкивающим прахом.
- Если уж искать Птицу, то где еще, кроме как здесь, - добавил юноша, и Хъёста торжественно каркнул, видно, считая, что без этого замечания слова хозяина не обретут должной весомости.
Дайна робко глянул на магическую птаху, но ничего не ответил, все еще немного побаиваясь ворона – пусть и выглядел тот невзрачно, но, как-никак, был фамильяром колдуна. Паренек незаметно ущипнул себя за руку.
Долго озираться Шандир ему не дал, скомандовав двигаться вперед по дороге, которая здесь, в Цирдене, появилась вновь, впрочем, оставшись такой же старой и зарастающей.
- А какие существа здесь водятся? – беспокойно поинтересовался Дайна, разглядывая темные заросли вокруг.
- Разные, - ответил Шандир, - хотя большинство - самые обычные животные. Вепри, волки, лисицы… Некоторые из них фамильары, как мой Хъёста, которые после смерти вызвавших их магов предпочли остаться в полюбившейся форме.
- А как же кентавры или единороги?
- Поверь, здесь есть много более причудливых созданий. Только нам очень не повезет, если мы встретим хотя бы одного из таких.
Последнее слово он произнес весьма зловеще, скорчив соответствующую гримасу.
Постепенно остались позади мрачные деревья, и путники выбрались на вершину пологого холма. Впереди, приютившись у близких отрогов гор, лежала оголенная долина. Шандир попытался осмотреться, но облака, давно грозившие полностью затянуть небо, наползли на более крупную из лун. Свет второго, обычного светила после ярких лучей призрачной луны казался блеклым и неясным и почти не разгонял ночной мрак. Энха успел приметить только нагромождение камней у подножия холма, смутно напоминавшее развалины.
Шандир достал из сумки лампу и, приоткрыв дверцу, впустил внутрь наколдованный огонек.
Он сделал первый шаг в сторону разбитой лестницы, ведущей вниз по склону холма, как вдруг услышал испуганный вскрик Дайны. Развернувшись, юноша вскинул руку, лихорадочно вспоминая заговор сковывающего заклинания, но тут же чуть не был сбит с ног своим юным спутником. Дайна испуганно вцепился ему в рукав и указал на что-то позади себя дрожащей рукой.
- Это Тень! Шандир, там Тень!
Шандир, чье сердце тоже едва не выпрыгнуло из груди, прищурившись, глянул в указанную сторону. Там, недвижная под порывами легкого ветерка, замерла едва видная туманная фигура, тускло светящаяся в сумраке, не разгоняемом больше светом луны.
- Воронье дерьмо, это просто дух! – сердито ответил он.
- Как стражи перекрестков? – в голосе паренька звенел испуг.
Шандир с неприязнью поморщился.
- Вроде. Безобидные, но любопытные создания. Но ни в коем случае не Тени.
- А они… это… не Проклятые души?
- Сказал не опасные, значит, не опасные, - огрызнулся Шандир и, раздраженно взмахнув лампой, начал спускаться по лестнице.
Первый дух остался на холме, бездумно смотря в пустоту зыбким, лишенным глаз лицом, зато появилось несколько других. Некоторое время они навязчиво следовали за путешественниками, но потом один за другим остановились и растворились в темноте.
Чем ближе оказывалась цель, тем больше Шандир погружался в свои ощущения. Он и сам не заметил, как почти перешел на бег от нетерпения – и лишь боль, когда ворон вонзил когти в его плечо, ненадолго помогла ему опомниться.
Лестница привела в замеченные сверху Шандиром руины. Вряд ли это был крупный город когда-то, скорее, останки какого-то священного места, построенного древними кочевниками паломничества ради и со временем обросшего пристройками и домишками. Мрамор, некогда бывший статуями, стенной кладкой и арками, стал бесформенной грудой камней, отполированных ветром и дождем и местами покрывшихся вездесущим болотным мхом.
Шандиру иногда слышалась тихая музыка, доносящаяся откуда-то из развалин, но поскольку Дайна не проявлял никаких признаков беспокойства, он решил, что она мерещится только ему одному.
Хъёста неожиданно глухо каркнул и взлетел. Шандиру не требовалось следить за его полетом, чтобы узнать, куда устремился фамильар – взгляд его и так был прикован к темной листве низкого ясеня, искореженного развалинами, хоть Птицу он отсюда разглядеть еще не мог.
В мертвенном свете лампы высветилась, наконец, бледная рука – взметнувшись вверх, она потянулась к Хъёсте. Ворон, мягко прошелестев крыльями, опустился на нее, словно охотничий сокол, обхватив коготками запястье.
Ветка дерева качнулась, и вперед, из-за листвы, высунулась окутанная ореолом темных волос девичья головка. Шандир, поставив вспыхнувший ярче фонарь на землю, склонился в торжественном поклоне – Дайна, чуть замешкавшись, неуклюже последовал его примеру.
Дерево скрипнуло еще, и Птица, пронзая кору ясеня крупными поблескивающими когтями, забалансировала посередине ветви, чуть приоткрыв топорщившиеся угольными перьями крылья. Теперь она полностью была на свету – своеобразный ответный жест доверия.
Черты ее лица были резкими, золотые миндалевидные глаза сверкали, как кошачьи. Встрепанные волосы были собраны в подобие косы, обнаженную грудь чуть прикрывало крупное ожерелье, дорогое, но немного аляповатое в пестроте золота, серебра и разных драгоценных камней.
Шандир отстегнул с запястья инкрустированный перламутром золотой браслет и, неуверенно подойдя к дереву, протянул его Птице.
Та мигом выхватила украшение, но не смогла справиться с хитрой застежкой и, все так же молча, протянула браслет, зажатый в белой ручке, к юноше, который с еле собранным с глубин души терпением застегнул украшение на алебастровом запястье.
Птица довольно глянула на подарок, однако улыбка так и не тронула ее тонких губ.
- А та, кто подарила тебе эту безделицу, разве не обидится, не повстречав вещицу на твоей руке? – вымолвила она.
По спине Шандира пробежали мурашки от ее вибрирующего, сладкого голоса.
«Я потерял то, что вез для тебя», - хотел ответить он, но Птица быстро приложила палец к губам.
- Ты пришел за советом, что ж, я не могу его не дать, хоть ты и просишь о помощи совершенно не у того создания. Но таковы вы все, люди – всегда начинаете не с того конца, и требуете сказать только о том, что вам самим в душе известно. И все же, я спрошу: уверен ли ты, что хочешь знать?
Глаза ее зловеще блеснули золотом.
- Да, - нетерпеливо выдохнул Шандир.
Сердце его гулко билось о ребра, спина мигом вспотела. В душе смешались благоговение и страх - мутная, ворочающаяся глубоко в душе боязнь то ли опасного Цирдена вокруг, то ли страшных когтей Птицы, то ли ее плотно сжатых, искривленных печалью губ, готовых произнести заветные слова…
- Так слушай же! Твой священный дух дороги приведет тебя в город с белой башней. Там ищи целительницу из северных лесов, чья судьба ступила в пределы твоего круга.
- Но как она мне может помочь? – сердито спросил юноша. Он ожидал услышать более конкретные наставления. Или что ему откроют какие-то потаенные стороны его самого, о которых он знать не знал, но способные принести ему почет и славу. Что угодно, но не это.
Птица грозно хлопнула крыльями.
- Это уж ты решай, следовать ли моим словам, или доживать жизнь в твоей горной столице в скуке и покое! – тут голос ее вновь смягчился. – Но что бы ты ни выбрал, помни, что наступает время ошибок и миражей, и избегни уподобиться охотничьему псу, который не думает, на кого бросается. Знай когда убегать, а когда вернуться, но не путай. Ибо сюда ты пришел потому, что скрылся от всего, что могло одарить тебя душевным покоем. И последнее: помощь отвергать – себе вредить, но и лебезить ради нее не стоит.
Шандир вздрогнул – последние ее слова в точности повторяли фразу, что частенько любил ввернуть его покойный отец.
Он прождал несколько мгновений, дожидаясь еще слов, как страждущий от жажды ждет воды. То, что изрекла Птица, он не считал ответом на свои вопросы. Но Птица молчала, любуясь новым подарком, и он, не решившись задавать их величественному созданию вслух, вновь почтительно поклонился и поднял фонарь, готовый пойти прочь.
Однако Птица вдруг распахнула крылья и слетела с ветвей старого приземистого ясеня вниз, к Дайне. Парнишка невольно попятился от нее – хоть та и была меньше его. Птица замерла, только рука ее продолжала поглаживать Хъёсту.
- Госпожа Птица, у меня нет для тебя никаких подарков, - смутившись под ее немигающим взглядом, промямлил Дайна. – Так что для себя совета я не прошу.
- Хоть ты в нем нуждаешься больше, - грустно пропела Птица. – Пусть это будет моим даром тебе.
Неловко переступая когтистыми лапами, она подошла ближе и склонилась к самому его уху:
- Эти слова лишь для тебя. Когда почувствуешь, что нуждаешься в знаниях, не побойся потребовать наследства своего Дома.
- Кто-то остался жив? – срывающимся шепотом спросил Дайна. Надежда на миг яростно вцепилась в его сердце, словно жаждая вырвать его вместе с душой. Кто-то может ждать его там, дома!..
- Может быть, а может, и нет, но дверь с виверном еще спрятана в подвале.
- Спасибо, госпожа Птица, - он торопливо поклонился, ничего на самом деле не понимая, но все равно чувствуя к мифической леди непередаваемую словами благодарность.
- Смотри, Альвер ове Даэнра, не пожалей потом об этом, - громко ответила она и подтолкнула паренька к Шандиру. Хъёста перелетел на плечо хозяина.
Птица еще раз изучающе глянула на подарок, что-то тихо мурлыкая. Потом она резко расправила крылья, мощно оттолкнулась лапами от земли и, промчавшись мимо путников, прежде чем исчезнуть в темноте руин, воскликнула:
- Надеюсь, ты не застанешь эту женщину в живых, Шандир!
Юноша вздрогнул, но смутную тревогу разогнал радостный возглас Дайны, дернувшего его за рукав и указавшего на несколько оброненных Птицею перьев. Мальчишке явно для счастья много не требовалось.
И в этот момент Шандир сообразил, что же за имя только что воскликнула пророчица, и кого именно он взял под крылышко. Энха отшатнулся назад, но Дайна уже ничего не заметил – он бросился собирать перья, и ему ни до чего на свете сейчас не было дела.
@темы: блокнотомарательство, Птицы, Цирденские сказки
А можете сказать какие именно шершавые моменты? Надо же учитывать в дальнейшем)
Три раза перечитывать главу и все равно упустить буземную идею... мда, это буземно.
Mark Cain
Сначала я покраснел со стыда от ошибок, потом я покраснел от комментария х)
На самом деле это действительно очень приятно, когда кому-то нравится твой мир.
думаю, тут ничего такого нет, что бета не подправит, а то авторский взгляд-то в самом деле может настолько ко всему этому привыкнуть, что ничего буземного и замечаться не будет. я в основном про моменты вроде "Одна из них была обычной, а вторая в несколько раз крупнее и намного более ярко светила" (по-моему, коряво звучит), "Долго озираться Шандир ему не дал, скомандовав двигаться вперед по дороге, которая здесь, в Цирдене, появилась вновь, впрочем, оставшись такой же старой и зарастающей" (придаточные уходят в пляс) и "Лестница привела в замеченные сверху Шандиром руины." (тут просто порядок слов, наверно, ну и я бы вместо причастия сделал "которые Шандир заметил сверху"). может, что-то из вышеперечисленного сугубо персональное, конечно.
а, и еще выбор "юноши" и "паренька" как четко разграниченных и чуть ли не антонимичных описаний для двух персонажей немного смущает меня.)
Хорошо, хотя мне так сразу всегда тяжело переходить)
Спасибо большое) Так, осталось пойти и исправить.
С последним только придется долго соображать, как бы поставить синонимы, чтобы они не выглядели четким разграничением. ><
Вопрос: разве колдуны "обвиняются"? Если их казнили, значит, должно быть написано "виновны".
И да, у меня подозрение, что я всё про Цирден и пр. понимаю, потому что знаю)))
Ну а иначе бы полкниги было "а за деревом дерево" хд
Вопрос: разве колдуны "обвиняются"? Если их казнили, значит, должно быть написано "виновны".
Мурр, где это?
И да, у меня подозрение, что я всё про Цирден и пр. понимаю, потому что знаю)))
В смысле что это такое и с чем его едят?
Мурр, где это?
Там, где висят трупы колдунов, а возле них табличка.
В смысле что это такое и с чем его едят?
Ну да
Спасибо, исправлю х)
Там позже про него больше будет )