cabbages and crime
При всем моем подспудном отвращении к родному городу - от которого я пыталась избавляться, но оно все равно таится где-то в глубине души, свернувшись спящим василиском, - я очень люблю свой, за неимением лучшего слова, которое по-настоящему описывает, дом.
Каждый раз когда я приезжаю, я сначала отношусь к этой квартире настороженно, с опаской, чувствуя себя гостем, приезжим, чужаком. Меня напрягает ее размер, слишком громадный, я прикидываю, сколько московских кухонь я могу уместить в коридоре и прихожей, я смотрю, как мама временно выносит из моей бывшей комнаты свои вещи. Потом я вползаю в свою комнату, как улитка в раковину, вспоминаю, как ее объем, ее мебель, ее вещи лежали обволакивающей тяжестью на мне, раке-отшельнике, когда я в ней жила, и у меня выстраивается иллюзия того, что я тут чем-то все еще владею. И мне становится комфортно. Я строю мечтательные несбыточные планы, что я бы тут передала. Как я вышвырнула бы старый компьютер с пожелтевшей пластмассой корпуса, как я поставила бы вместо него большой рабочий стол с ящиками, как я повесила бы над ним книжные полки и доску для заметок. Я перестелила бы пол. Я выкинула бы этот ковер и много, много, бесконечное много ошметков своего отслоившегося детского панциря. Я привыкаю ко всему окружению заново. Я вспоминаю, что ночью в коридоре нужно выставлять левый локоть, чтобы вовремя оттолкнуть в сторону дверь в ванную и не влететь в нее лбом. Я вспоминаю, что нужно напрягать голосовые связки, чтобы докричаться из гостиной в кухню. Я привыкаю к пустому пространству и безлюдности - в этом доме никогда почти не проживало то количество людей, на которое он был рассчитан, почти всегда меньше, или совсем минимум, и я представляю, как эта пустота и тишина должны давить на маму, которая теперь живет там в одиночестве, и понимаю, почему у нее всегда кричит телевизор.
Я поняла, что этот кирпичный мешок, наполненный следами жизнедеятельности, ностальгии и запасливости, я считаю почти членом своей семьи - ну, понимаете, ты рассказываешь о нем со смешком, презрительным, делаешь вид, что ты и без него проживешь, говоришь о нем со смесью непонимания, отторжения и болезненной, колючей любви.
Мне хотелось бы, чтобы можно было сложить эту квартиру в чемодан, как две пары рубашек и штаны, с которыми я когда-то уехала, и увезти ее с собой, чтобы развернуть в другом месте. И, возможно, собрать в ней своих родных и себя? Но потом осознаешь, горько и ярко, что не выйдет. Нет такого волшебства, которое дает положить недвижимость в карман. Нет такой магии, которая соберет всех в месте, такое количество слишком похожих и непохожих друг на друга людей. И, самый жестокий вопрос который я могу себе задать: а надо ли?
Каждый раз когда я приезжаю, я сначала отношусь к этой квартире настороженно, с опаской, чувствуя себя гостем, приезжим, чужаком. Меня напрягает ее размер, слишком громадный, я прикидываю, сколько московских кухонь я могу уместить в коридоре и прихожей, я смотрю, как мама временно выносит из моей бывшей комнаты свои вещи. Потом я вползаю в свою комнату, как улитка в раковину, вспоминаю, как ее объем, ее мебель, ее вещи лежали обволакивающей тяжестью на мне, раке-отшельнике, когда я в ней жила, и у меня выстраивается иллюзия того, что я тут чем-то все еще владею. И мне становится комфортно. Я строю мечтательные несбыточные планы, что я бы тут передала. Как я вышвырнула бы старый компьютер с пожелтевшей пластмассой корпуса, как я поставила бы вместо него большой рабочий стол с ящиками, как я повесила бы над ним книжные полки и доску для заметок. Я перестелила бы пол. Я выкинула бы этот ковер и много, много, бесконечное много ошметков своего отслоившегося детского панциря. Я привыкаю ко всему окружению заново. Я вспоминаю, что ночью в коридоре нужно выставлять левый локоть, чтобы вовремя оттолкнуть в сторону дверь в ванную и не влететь в нее лбом. Я вспоминаю, что нужно напрягать голосовые связки, чтобы докричаться из гостиной в кухню. Я привыкаю к пустому пространству и безлюдности - в этом доме никогда почти не проживало то количество людей, на которое он был рассчитан, почти всегда меньше, или совсем минимум, и я представляю, как эта пустота и тишина должны давить на маму, которая теперь живет там в одиночестве, и понимаю, почему у нее всегда кричит телевизор.
Я поняла, что этот кирпичный мешок, наполненный следами жизнедеятельности, ностальгии и запасливости, я считаю почти членом своей семьи - ну, понимаете, ты рассказываешь о нем со смешком, презрительным, делаешь вид, что ты и без него проживешь, говоришь о нем со смесью непонимания, отторжения и болезненной, колючей любви.
Мне хотелось бы, чтобы можно было сложить эту квартиру в чемодан, как две пары рубашек и штаны, с которыми я когда-то уехала, и увезти ее с собой, чтобы развернуть в другом месте. И, возможно, собрать в ней своих родных и себя? Но потом осознаешь, горько и ярко, что не выйдет. Нет такого волшебства, которое дает положить недвижимость в карман. Нет такой магии, которая соберет всех в месте, такое количество слишком похожих и непохожих друг на друга людей. И, самый жестокий вопрос который я могу себе задать: а надо ли?